|
|
Главная Начало войны Оборона Киева В тылу врага После выхода из окружения Сталинградский фронт На Курской дуге Герой Советского Союза Вместо эпилога Об авторе |
На Курской дуге Куриная слепота 21 февраля 1943 года 23-я стрелковая дивизия прибыла на станцию Елец и выступила на марш по маршруту Елец-Курск-Фатеж 1 марта личному составу было объявлено, что 23-я Краснознаменная ордена Ленина стрелковая дивизия за отвагу, проявленную в боях за Отечество с немецко-фашистскими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность бойцов и командиров, преобразуется в 71 -ю гвардейскую ордена Ленина Краснознаменную дивизию. Соответственно были переименованы и наши полки: 117-й стрелковый полк стал 213-м Гвардейским стрелковым полком, 89-й стрелковый полк - 210-м Гвардейским стрелковым полком, 225-й - 119-м. Передний край 213-го Гвардейского стрелкового полка проходил недалеко от населенного пункта Дмитриевка, где находился штаб полка. Жители села очень доброжелательно относились к нам. В первые дни, когда тылы отставали, их помощь была просто неоценима. Они стирали нам белье, варили картошку, добавляя в нее вместо соли суперфосфат. Ничего - мы ели, да похваливали. Молодежь с удовольствием принимала участие в рытье окопов. Длительный марш и скудное питание ослабили мое здоровье. Я заболел странной болезнью - куриной слепотой. Приступ недомогания случился неожиданно. Я возвращался из села Дмитриевки, недалеко от которого в то время проходил передний край, и в пути неожиданно ослеп. Решил идти по памяти и угодил в котлован с водой, откуда не мог выбраться. Хорошо, что мой крик услышали солдаты-артиллеристы, огневые п озиции которых находились недалеко. Они-то и вытащили меня, и довели до места назначения. Наверное, целую неделю надо мной подшучивали друзья: то папироску не тем концом подадут, то котелок уберут... По вечерам в землянке стоял хохот. К счастью, все обошлось хорошо. Врач поправил мое здоровье, и я вновь стал полноценным бойцом. Язык Ни для кого не было секретом, что немцы готовятся к наступлению, и командованию важно было знать обо всех изменениях в стане врага, их могла дать только разведка. В начале мая 1943 года начальником разведки дивизии была поставлена задача - взять языка на участке 213-го Гвардейского стрелкового полка. Для ее выполнения была подобрана группа из дивизионной и полковой разведок, в которую вошел и я. Когда в 12 часов мы выдвинулись из расположения стреловой роты 2-го стрелкового батальона, начался моросящий дождь. Под прикрытием этих погодных условий мы уже почти переползли нейтральную зону, сделали проходы в проволочном заграждении, но немцы, видимо, что-то заметили и участили обстрел. И все-таки, совершив еще один решительный бросок, мы оказались у цели - во вражеской траншее. Я находился в группе захвата и должен был засунуть кляп в рот немцу, но он оказался "крепким орешком" - вырывался, всячески сопротивлялся, и, изловчившись, нанес мне сильный удар по носу, да так, что я потерял сознание. Однако наши разведчики не растерялись, быстро связали языка и вместе с ним выбросили из траншеи и меня. Гитлеровцы открыли огонь, забросали передний край осветительными ракетами. Пленный извивался, крутился, цеплялся ногами, так что разведчику Мишанину периодически приходилось усмирять его ударами приклада. Когда наконец-то доползли до своих траншей, выяснилось, что три разведчика в результате этой операции получили ранения, я отделался переломом переносицы и отеком глаз, но самым досадным оказалось то, что Мишанин перестарался, усмиряя фашиста. Поджидавший нас начальник разведки дивизии был крайне недоволен тем, что мы не сохранили пленному жизнь. В гневе он произнес: "Они (разведчики) притащили труп немецкого солдата из нейтральной полосы. Послать их в штрафную роту!" К счастью все обошлось - мои травмы свидетельствовали о том, что разведчики имели дело с живым фашистом. В штрафную роту никто послан не был, а документы захваченного немецкого солдата оказались чрезвычайно важными. Ответственное задание В конце мая 1943 года мне выпала честь выполнять очень ответственное задание командования. С двумя разведчиками нужно было проникнуть в тыл противника, чтобы разведать огневые позиции, укрепления, резервы... Со мой отправились двое молодых, но уже достаточно опытных, как у нас говорили, обстрелянных ребят. Владимир Чаплыгин - молчаливый, замкнутый парень и Петр Мишанин - балагур, шутник. Тихо ступая, мы пробирались к вражескому переднему краю. У меня за плечами - полевая рация, автомат, за поясом гранаты. Весь этот груз был так ловко пригнан, что я почти не чувствовал его тяжести. За мной двигался Мишанин, замыкал Чаплыгин. Позади остались наши окопы, вот и овражек, о котором предупреждал начальник разведки... Под самым носом гитлеровцев нам удалось просочиться через их боевые порядки. За ночь отмахали несколько километров и оказались в глубоком тылу врага. На рассвете решили остановиться у небольшой прогнившей копны прошлогодней соломы, заросшей густым бурьяном - место неприметное и маскировка хорошая. Впереди небольшая высота, за ней поле, дорога. На многие километры видна местность... Я включил рацию, установил связь, сообщил свои координаты. Из-за рощи выползли вражеские тягачи, тянувшие пушки. Недалеко от опушки леса немцы начали занимать огневые позиции. К лощине двигались машины с пехотой. Все увиденное я передавал телеграфом в штаб, тщательно наносил на карту, не упуская из виду ни одного вражеского объекта. Ночью мы переменили местонахождение и замаскировались в развалинах какого-то колхозного строения. Весь день продолжали наблюдения за передвижением вражеских частей и, самое главное, передавали информацию условными сигналами в штаб. Но долго работать на рации было опасно. Наконец получил ответный сигнал- возвращаться домой. Ночью решили выйти на "старую" дорогу. Поднялся ветер, дождь с каждой минутой становился сильнее... Вот уже миновали болото и поползли по нейтральной зоне к своим позициям. Наши совсем близко. Но тут случилось непоправимое: Мишанин прикладом автомата нечаянно задел противопехотную мину. Сильный взрыв разбудил предрассветную тишину. Над полем полыхнули ракеты, осветив всю округу. Гитлеровцы бросились в погоню. Наши артиллеристы, прикрывая нас, открыли огонь. Чаплыгин, напрягая последние силы, нес убитого Мишанина, а я полз с рацией. Еще усилие - и мы перевалились в наш окоп... Но весельчак, славный парень Петя Мишанин не мог этому порадоваться вместе с нами. Неожиданная встреча Большая радость получить на фронте письмо. Но бывают вести, которые лучше бы никогда не доходили... В начале августа 1943 года из дома пришло письмо, в котором сообщалось, что на Курской дуге погиб мой двоюродный брат Иван Алексеевич Александров. Грустно стало. Расстроенный, я засунул злосчастное письмо в карман... Через неделю, когда наш 213-й стрелковый полк уже вел наступательные бои в Полтавской области, командование дало возможность личному составу привести себя в порядок. В овраге была размещена палатка с душевыми установками, и по графику подразделения приводили мыться. В один из таких дней, после импровизированной бани, я с товарищами курил под кустарником в ожидании остальных. В это время к нам подошел высокий солдат с винтовкой и спросил, где штаб 213-го стрелкового полка. Присмотревшись к нему, я узнал в нем... своего, якобы погибшего, двоюродного брата. Вот было радости! Я показал ему полученное из дома письмо, в котором сообщалось о его гибели. А брат рассказал, как было дело. Он был командиром противотанкового орудия. Перед его расчетом была поставлена задача - не пропустить танки противника. Но наша пехота отступила, минуя высоту, на которой располагалось орудие. Зато на нее устремились немцы, которых артиллеристы приняли за свою отступающую пехоту. Исправлять роковую ошибку было поздно. Перед тем, как мой брат со своим расчетом были взяты в плен, они успели прыгнуть в окоп и закопать документы. Внезапно, когда они под конвоем проходили по пшеничному полю, неся, как им приказали, на носилках раненого немца, "заиграли" наши "катюши". Гитлеровцы разбежались, а Иван с другими бойцами залег в пшенице. Случайный осколок нашего снаряда попал ему в голову. Сгоряча не почувствовав этого, он побежал, но потом потерял сознание. Очнулся лишь глубокой ночью и, истекая кровью, побрел наугад, пока не встретил наших танкистов, которые направили его в госпиталь. А та высота, где в траншее были закопаны документы, вскоре вновь была взята его частью. Документы нашлись и сослуживцы брата решили, что Иван погиб, о чем и сообщили родным. Хорошо, что весть оказалась ложной. |