Иван Ермолаевич Малышев - Герой Советского Союза

Сталинградский фронт

До Сталинграда 23-я стрелковая дивизия действовала в составе 3-й ударной армии Северо-западного фронта. С 13 по 2 5 февраля 1942 года она участвовала в окружении Демянской группировки противника в составе шести дивизий. Из-за болотистой местности продовольствие и боеприпасы доходили до нас с огромным трудом. На день выдавали только один сухарь и болтушку из ржаной муки и то без соли. Продвигаться вперед при таком скудном питании и недостаточной артподдержке было чрезвычайно сложно. Но и в таких тяжелейших условиях нам удавалось вести наступательные бои, и 9 марта 1942 года части дивизии после упорных боев освободили село Молвотицы. И все-таки в связи с переходом противника к активным действиям и ухудшением положения на фронте с 22 марта наша дивизия вынуждена была перейти к обороне на рубеже западнее населенных пунктов Бель-2 и Бель-1.

А вскоре наша стрелковая дивизия отбыла на Сталинградский фронт.

18 августа 1942 года наш 89-й стрелковый полк на перегоне железнодорожных станций Фролово-Лог выгрузился и до наступления темноты расположился в кустарниках. На станции горели вагоны после недавней бомбежки. Я и мои товарищи решили поискать там что-нибудь из еды. Нашли в ящиках что-то вроде фасоли, наполнили котелки и в расположении поделились с другими. Когда се отварили и немного попробовали - у всех сильно расстроился желудок, семена-то оказались... касторовыми. Тут же вмешались сотрудники СМЕРШ, которые посчитали наши действия за сознательное уклонение от боя. Начались допросы. Было мучительно тяжело и физически, и психологически. Через несколько часов, совершенно ослабленные, мы начали марш. От трибунала нас спасло только то, что полки дивизии сходу вступили в бой с превосходящими силами противника. Как говориться - "из огня да в полымя". Даже мне, повидавшему и испытавшему к этому времени немало, эта битва показалась страшной. Вражеские самолеты не улетали с поля боя. От разрывов мин и снарядов горела земля, полыхала пшеница. Не успевали убирать тела убитых, от жары они быстро разлагались и источали чудовищный запах, становившийся к вечеру просто нестерпимым. Пищу нам могли доставлять только рано утром или поздно вечером. Раскаленный, пропитанный гарью воздух, нестерпимый, как у доменной печи, зной, мучительная жажда создавали адские, почти невыносимые условия... При этом ожесточенные бои шли каждый день. Но только к 26 августа 1942 года наш полк продвшгулся на несколько сотен метров вперед, захватил хутор и ворвался на северную окраину Ближней Перекопки. Однако противник не собирался сдаваться и, подтянув резервы, перешел в контратаку. Это страшное кровопролитное противостояние перешло в рукопашную схватку и унесло жизни многих солдат с обеих сторон. Ценой огромных потерь противнику все же удалось выбить нас с захваченной территории. В этой мясорубке я чудом остался в живых, отделавшись контузией, полученной от разрыва бомбы.

Наступление

Сбольшим энтузиазмом мы встретили доклад И.В.Сталина на торжественном собрании б ноября 1942 года, где он сказал, что недалек день, когда сталинградские степи станут кладбищем для немецко-фашистских захватчиков. Скрытно шла подготовка к решительному наступлению наших войск под Сталинградом.

Из 89-го стрелкового полка меня перевели в 117-й стрелковый полк и стали готовить в радисты. Пришлось изучить радиостанцию, а главное - азбуку Морзе и передачу на ключе. В тылу противника не будешь в микрофон кричать, например: "Орел! Орел! Я Кама. Прием..." А морзянка позволяет послать сообщение на большое расстояние - и слышимость лучше, и зашифровано. Уже через месяц я стал радистом третьего класса, принимал 75 знаков в минуту, знал правила работы на радиостанции. Без ложной скромности скажу, таких, как я - в дивизии было не много. А ведь главным средством сообщения на протяжении всех наступательных боев была радиосвязь,

И вот утром 19 ноября мощная артиллерийская канонада, длившаяся больше часа, возвестила о начале контрнаступления наших войск под Сталинградом. Было пасмурно. Над передним краем стоял густой туман, что не позволило с утра применить нашу авиацию. От артиллерийской подготовки стоял сплошной гул, дрожала земля, не слышно было даже голоса рядом стоящего человека. Потом впере/i пошли наша пехота и танки. Несмотря на мощный удар, враг оказывал упорное сопротивление. Ожесточенные бои часто переходили в рукопашные схватки. Но мы чувствовали свою силу, и настроение солдат было приподнятым.

И один в поле - воин

В один из ноябрьских дней к наблюдательному пункту командира полка прибежал солдат и с волнением доложил начальнику штаба полка, что в балке, правее наблюдательного пункта, минут 20 назад он видел группу немцев. Начальник штаба приказал одному из офицеров взять с собой меня, солдата с автоматом и проверить. Стоял густой туман, видимость была не более 70 метров. Подойдя к балке, офицер приказал мне спуститься вниз, а солдату двигаться на видимом расстоянии за мной, сам он шел замыкающим.

С небольшими остановками я стал осторожно продвигаться вперед, пока не разглядел сквозь молочную пелену тумана проблески костра. Оглянулся назад - солдата, следовавшего за мной, не было видно. На свой страх и риск решил пойти один и выяснить, чей это костер. Но по едва различимым силуэтам людей невозможно было понять - наши это или немцы. Крадучись подошел на максимально близкое расстояние и тут-то разглядел, что у костра грелись пятеро фрицев. Пока они меня не заметили, стал спешно соображать, как поступать дальше. Решил действовать, рассчитывая на внезапность. "Хенде хох!" (Руки в верх!), - закричал я как можно громче и дал поверху очередь из автомата. Фашисты от неожиданности оторопели и, очевидно, думая, что окружены, подняли руки. Показав им направление движения, я следовал за ними, держа оружие наготове. Откровенно говоря, сам я не был уверен, в правильном ли направлении мы перемещаемся, поскольку из-за густого тумана сложно было ориентироваться. Но интуиция меня не подвела, и вскоре мы вышли на наших артиллеристов. Правда, они, увидев немцев, чуть было не открыли огонь из автоматов. Но, к счастью, поняли мои отчаянные сигналы и не сделали этого.

О произошедшем я доложил старшине артдивизиона и попросил взять пленных немцев. Но он отказался и предложил их расстрелять. На шум подошел капитан, который и решил вопрос. После этого по телефонному кабелю, идущему от артиллеристов, я вышел на наш наблюдательный пункт полка, где, конечно, обрадовались, увидев меня живым и невредимым. Как выяснилось, офицер и солдат, идущие следом за мной, услышав стрельбу, вернулись на наблюдательный пункт и доложили начальнику штаба, что сержант Малышев встретился с немцами, идет стрельба, требуется подкрепление. На помощь было послано подразделение, но меня, естественно, не нашли.

На Казачьем кургане

Вечером 28 ноября наш 117-й стрелковый полк форсировал по тонкому льду Дон и, преодолев сопротивление противника, утром 29 ноября овладел станцией Песковатка. А дальше мы вышли к Казачьему Кургану и вынуждены были остановиться. Здесь части 23-й стрелковой дивизии задержались с конца ноября 1942 года до 10 января 1943 года.

Голая местность, морозы 20-28 градусов. Мерзлый грунт, совершенно не поддающийся кирке. В целях маскировки приходилось прикрываться от противника снежным валом, который, конечно же, не мог защитить от пуль и лишь спасал от ветра. Я никогда бы раньше не поверил, что человек может вьщержать такие морозы под открытым небом не один день и даже не неделю, а месяц. При этом нельзя было встать, согреться хотя бы в движении, ведь впереди - вооруженный до зубов противник, готовый воспользоваться любой оплошностью. Пишу могли получить в лучшем случае один раз в сутки и то ночью, и часто уже остывшую. Мы - все это выдержали. Вернее, выдержали, но не все... Немало было обмороженных людей, не помогли даже полушубки и валенки.

Сейчас размышляя о том, как нам удалось в столь суровых фронтовых условиях выжить, думаю, что все дело - в нашей молодости.

Как мы захватили аэродром

15 января после мощного огневого налета пол- H ДИВИЗИИ овладели Ново-Алексеевским. Были захвачены пленные, большие трофеи. Преследуя противника, мы увидели три вражеских самолета Ю-87, поднимающиеся из-за горизонта. Машины покружились над нами и, не сделав ни одного выстрела, ушли за горизонт.

Когда мы поднялись на высоту, то сразу обратили внимание на видневшиеся вдали черные силуэты и подумали, что это населенный пункт. На самом деле это оказался... полевой аэродром противника, заставленный самолетами, автомашинами, штабелями авиационных бомб, бочками с бензином и т.д. Фашисты не ожидали столь быстрого подхода наших войск и не успели увести самолеты. На огромном поле, окутанном черным маревом от горящей техники, завязался рукопашный бой. Схватки шли у самолетов, машин, землянок... Часть немцев отступила и в нескольких сотнях метров от аэродрома продолжала вести ружейно-пулеметный огонь. Но под нашим натиском им ничего не оставалось, как сдаться в плен.

Наши ребята умудрились транспортные самолеты превратить в сносное жилье, установили там буржуйки, вывели трубы и затопили. Панели с навигационными приборами и часами были разукомплектованы на сувениры. В одном из самолетов устроился и я и, развернув свою рацию, стал помогать начальнику штаба полка майору Пахомову отдавать распоряжения, уточнять обстановку.

На захваченном аэродроме оказалось много складов с провизией: галетами, консервами и т.д. Наша пехота увлеклась трофеями. Часть немцев, поняв безнадежность своего положения, побросав свои автоматы, вместе с нами стала набирать продовольствие, готовясь к плену. Удивительная обстановка: на немцев никто не обращал внимания...

В результате этой операции у противника было захвачено 320 самолетов, 300 машин, 23 танка, мотоциклы, госпиталь, мастерские, склады... Быстрый захват аэродрома внес путаницу в планы немецкого командования.

вверх