Иван Ермолаевич Малышев - Герой Советского Союза

Оборона Киева

И вот настал день, когда комиссар нашей школы Кулаков сообщил, что наконец-то мы выдвигаемся на передний край. Эту новость мы встретили с большим энтузиазмом. На передовую шли с песнями, и не совсем еще до конца осознавали, почему плачут, глядя на нас, местные жители. Нам больше импонировали пацаны, бежавшие вслед за нами с радостными криками: "Вот эти дадут немцам!"

За 1,5-2 километра от линии фронта хорошо стали видны то и дело, вспыхивающие на ночном небосводе разноцветные ракеты, пунктиры трассирующих пуль. Где-то ухали выстрелы орудий и совсем близко раздавались оглушительные разрывы снарядов и мин. Глубокой ночью мы тихо продвигались по лесу и в первый раз видели, что такое передний край: воронки от бомб и снарядов, развороченные повозки, обгорелые, расщепленные деревья, трупы лошадей, источавшие тяжелый дух... Под утро заняли исходную позицию на рубеже Житомир-Киев, и командир взвода младший лейтенант Забанов поставил очередную боевую задачу - взять дорогу на Киев. Безо всякой артподготовки подразделения перешли в наступление. Настроение было бодрым, в строю шутили, мол, так и до Берлина дошагаем. Тогда мы были слишком неопытны, и нас не насторожила легкость, с какой мы продвигались вперед. Однако вражеское сопротивление нарастало, уже появились убитые и раненые. Замполит, почувствовав неладное, заметил, что вроде бы немцы идут за нами. Увы, хитрый маневр фашистов был разгадан слишком поздно - нас рассекли на две группы и окружили. Положение усугублялось тем, что отсутствовала какая-либо связь со штабом бригады, и, следовательно, помощи ждать не приходилось. Фашисты все крепче сжимали кольцо, мы уже видели их каски, слышали гортанный немецкий говор, глаза ослепляли осветительные ракеты. Думаю, немцы тогда были уверены в том, что наша судьба предрешена, и мы сдадимся в плен.

Отдельно скажу несколько слов о нашем комиссаре Кулакове. Он был участником боев у озера Хасан в 1938 году, за что заслужил награду-орден Красной звезды. На политзанятиях комиссар воспитывал в нас чувство патриотизма на примерах мужественных и героических поступков коммунистов и комсомольцев. После его рассказов у меня оставалось чувство, что это какие-то совершенно необыкновенные люди. Говорить и убеждать он умел очень хорошо.

В сложившейся напряженной ситуации, наверное, не только у меня, но и у многих наших бойцов возник один и тот же вопрос: "Как же ты поступишь, комиссар?" Взоры всех были обращены только на него, ждали его решения.

Но и в столь критической боевой обстановке наш комиссар оказался на высоте. Спокойным, уверенным голосом Кулаков скомандовал: "Примкнуть штыки!" С пистолетом в руке и возгласом: "За Родину! За Сталина! За мной, вперед!" - он устремился на врага. Курсанты, как один, поднялись и ринулись в свой первый, а для многих ставший последним, бой. Мы ворвались во вражеские боевые порядки, на ходу расстреливая, забрасывая фашистов гранатами. Завязалась рукопашная схватка, десантники ловко, как на занятиях, орудовали штыками винтовок СВТ. Для фашистов яростная, дерзкая атака стала неожиданностью, они, вооруженные автоматами, стремились оторваться от нас. И все-таки силы наши были слишком малы, чтобы разорвать кольцо. Кончались патроны, гранаты, замолкали пулеметы... Немало полегло наших ребят, убиты были командиры взводов, тяжело, в живот, ранен комиссар. Перед тем, как спустить курок своего пистолета, он успел произнести: "Бейте фашистов до последнего патрона! Вы меня не спасете. Сдаваться фашистам я не буду..."

Гитлеровцы, воспользовавшись слабостью нашего огня, перешли в контратаку. Солдат из моего отделения с ранением в руку попросил: "Не бросай, сержант! Спаси!" Отстреливаясь, мы стали отходить к лесу. У меня оставалась последняя граната, и мы с товарищем решили, что сдаваться в плен не будем, а в случае чего подорвем себя. Пройдя по лесу несколько десятков метров, чуть в стороне, увидели сидящих немцев. Но почему-то они не окликнули, не погнались за нами, должно быть считали, что никуда мы все равно не денемся. Одним словом, нам повезло. Мы выбрались к своим...

Таким был мой первый бой, а впереди много-много сражений, непохожих друг на друга.

Из-под танка

После тяжелых оборонительных боев на рубеже шоссе Житомир-Киев наши войска, в том числе 2-я воздушно-десантная бригада, яростно сопротивляясь, отходила к Киеву. Сражения не прекращали ни днем, ни ночью. Наши позиции подвергались непрерывной бомбежке немецкой авиации и интенсивному обстрелу артиллерии. В ротах оставалось по 20-30 человек...

По приказу командира роты старшего лейтенанта Монастырского мое отделение из пяти человек было выдвинуто для прикрытия дороги от вражеских танков. Конечно, пять человек, вооруженных вместо противотанковых гранат бутылками горючей смеси, прикрыть это направление не могли. Но приказ есть приказ. Пусть ценой своей жизни, но мы обязаны были преградить путь к Киеву.

За ночь пришлось вырыть и замаскировать глубокие щели. Утром 16-17 августа 1941 года фашисты начали усиленный артобстрел, под грохот которого появились вражеские танки. С каждой минутой сокращалось расстояние, отделяющее нас от чудовищных бронированных громадин с крестами на борту. Подготовленные нами боеприпасы были под рукой, но оказалось не так-то просто попасть бутылкой из траншеи в уязвимое место танка. Когда один из них подошел достаточно близко, в него полетели бутылки, и железное чудище охватило пламя. Однако горящий танк продолжал надвигаться на нас. Тогда я выбрался из траншеи для нового броска, но ударной волной от выстрела из танкового орудия меня отбросило в сторону.

Очнулся в воронке от авиационной бомбы, рядом со мной в луже крови лежали два тяжелораненых бойца. Вокруг меня установилась удивительная, непонятная тишина, страшная боль сковывала тело, не давая пошевелиться... Чуть позже я догадался, что контужен, а по напряженному выражению лиц раненых понял - нам угрожает смертельная опасность.

Вдруг затряслась земля, посыпались комья почвы, и на нас навалилось черное тело танка. Не знаю, сколько я пролежал в этом страшном мраке, задыхаясь от выхлопных газов. Но очнулся от сильного толчка, меня кто-то тянул за руку. "Немцы!" - мелькнула тревожная мысль, но встать не смог. Где я, что со мной - не понимал. Оказалось, боевые друзья и медсестра Лена Пугач сумели вытащить меня и оказали первую помощь. Чуть позже я был отправлен в бригадный медицинский пункт. Там меня хотели было эвакуировать в тыл, но я упросил оставить в бригаде и уже через три дня вернулся в свое подразделение. А в двадцатых числах августа 1941 года нашу сильно поредевшую бригаду вывели с переднего края в район Борисполя.

И снова передний край

Во второй половине августа 1941 года 2-я воздушно-десантная бригада под командованием полковника Ломако была переброшена на передний край в район города Короп Черниговской области. Вечером 25 августа 1941 года подразделениям бригады была поставлена боевая задача: стремительной ночной атакой уничтожить немецко-фашистские подразделения, расположенные в населенных пунктах Жолтнево, Григрьевка и, продолжая наступление, освободить город Короп. Ночью на машинах нас подвезли к исходной точке, с ходу мы атаковали врага, и утром после сильных боев город был освобожден. На другой день после успешно проведенной операции, фашисты с самолета разбросали листовки: "Банда Ломако будет уничтожена", "Серп и молот - нужда и голод", "Бей жида политрука - рожа просит кирпича", "Бери в руки хворостину, гони жида в Палестину". Внизу на листовках было приписано, что они являются пропуском на немецкую территорию, достаточно с ними подойти к какому-нибудь немецкому контрольному пункту или переднему краю и прокричать указанный текст.

До конца августа мы удерживали оборону, а в ночь с 1 на 2 сентября подразделениям бригады было приказано без шума, соблюдая все меры маскировки, покинуть траншеи и сосредоточиться в районе населенного пункта Жолтнево. Даты эти хорошо запечатлелись в моей памяти, потому что в начале сентября солдатам начали давать водку, причем на этот раз потребление ее почти не ограничивалось и многие изрядно выпили. Я тогда подумал - что-то тут не так...

вверх