Трагедии А. С. Пушкина, написанные в Болдине

        

         
    (Из Вильсоновой трагедии: 
       The ciry of the plague)
         
      Улица. Накрытый стол.
       
Несколько   пирующих   мужчин   и   женщин
 
      Молодой   человек

Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джэксона. Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака - но он ушел уже
В холодные подземные жилища...
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба; §
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

      Председатель

Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчанье 
Мы выпьем в честь его.

      Молодой   человек

Да будет так!

      Все пьют молча. 

      Председатель
      
Твой голос, милая, выводит звуки 
Родимых песен с диким совершенством; 
Спой, Мери, нам уныло и протяжно, 
Чтоб мы потом к веселью обратились 
Безумнее, как тот, кто от земли 
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

      Мери
       
     (Поет.)
     
Было время, процветала 
В мире наша сторона: 
В воскресение бывала 
Церковь божия полна: 
Наших деток в шумной школе 
Раздавались голоса, 
И сверкали в светлом поле 
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела; 
Школа глухо заперта; 
Нива праздно перезрела; 
Роща темная пуста; 
И селенье, как жилище 
Погорелое, стоит,- 
Тихо все. Одно кладбище 
Не пустеет, не молчит.

Поминутно мертвых носят, 
И стенания живых 
Боязливо бога просят 
Упокоить души их! 
Поминутно места надо, 
И могилы меж собой, 
Как испуганное стадо, 
Жмутся тесной чередой!

Если ранняя могила 
Суждена моей весне -
Ты, кого я так любила, 
Чья любовь отрада мне,- 
Я молю: не приближайся 
К телу Дженни ты своей, 
Уст умерших не касайся, 
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье! 
Уходи куда-нибудь, 
Где б ты мог души мученье 
Усладить и отдохнуть. 
И когда зараза минет, 
Посети мой бедный прах; 
А Эдмонда не покинет 
Дженни даже в небесах!

      Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песнее,
Унылой и приятной... Нет, ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

      Мери

О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю,
Поющей у родимого порога.
Мой голос слаще был в то время: он
Был голосом невинности...

      Луиза

Не в моде
Теперь такие песни.Но все ж есть 
Еще простые души: рады таять 
От женских слез и слепо верят им. 
Она уверена, что взор слезливый 
Ее неотразим - а если б то же 
О смехе думала своем, то, верно, 
Все б улыбалась. Вальсингам хвалил 
Крикливых северных красавиц: вот 
Она и расстоналась. Ненавижу 
Волос шотландских этих желтизну.

      Председатель
       
Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами 
       Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал, 
По языку судя, мужское сердце. 
Но так-то - нежного слабей жестокий 
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

      Мери
      
Сестра моей печали и позора, 
Приляг на грудь мою.

      Луиза
       
 (приходя в чувство)
 
Ужасный демон
Приснился мне: весь черный, белоглазый... 
Он звал меня в свою тележку. В ней 
Лежали мертвые - и лепетали 
Ужасную, неведомую речь... 
Скажите мне: во сне ли это было? 
Проехала ль телега?

      Молодой   человек

Ну, Луиза,
Развеселись - хоть улица вся наша 
Безмолвное убежище от смерти, 
Приют пиров ничем невозмутимых, 
Но знаешь, эта черная телега 
Имеет право всюду разъезжать. 
Мы пропускать ее должны! Послушай, 
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров 
И следствий женских обмороков спой 
Нам песню, вольную, живую песню, 
Не грустию шотландской вдохновенну, 
А буйную, вакхическую песнь, 
Рожденную за чашею кипящей.

      Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн 
Я в честь чумы,- я написал его 
Прошедшей ночью, как расстались мы. 
Мне странная нашла охота к рифмам 
Впервые в жизни! Слушайте ж меня: 
Охриплый голос мой приличен песне.

      Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! Ьгауо! Ьгауо!

      Председатель
       
      (поет)
      
Когда могущая Зима, 
Как бодрый вождь, ведет сама 
На нас косматые дружины 
Своих морозов и снегов,- 
Навстречу ей трещат камины, 
И весел зимний жар пиров.
И льстится жатвою богатой; 
И к нам в окошко день и ночь 
Стучит могильною лопатой... 
Что делать нам? и чем помочь?

Как от проказницы Зимы, 
Запремся также от Чумы! 
Зажжем огни, нальем бокалы, 
Утопим весело умы 
И, заварив пиры да балы, 
Восславим царствие Чумы.

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

Все, все, что гибелью грозит, 
Для сердца смертного таит 
Неизъяснимы наслажденья - 
Бессмертья, может быть, залог! 
И счастлив тот, кто средь волненья 
Их обретать и ведать мог.

Итак - хвала тебе, Чума, 
Нам не страшна могилы тьма, 
Нас не смутит твое призванье! 
Бокалы пеним дружно мы 
И девы-розы пьем дыханье,- 
Быть может... полное Чумы!
 
  Входит старый священник.

      С в я щ е н н и к

Безбожный пир, безбожные безумцы!
Вы пиршеством и песнями разврата
Ругаетесь над мрачной тишиной.
Повсюду смертию распространенной!
Средь ужаса плачевных похорон,
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,
А ваши ненавистные восторги
Смущают тишину гробов - и землю
Над мертвыми телами потрясают!
Когда бы стариков и жен моленья
Не освятили общей, смертной ямы,-
Подумать мог бы я, что нынче бесы
Погибший дух безбожника терзают
И в тьму кромешную тащат со смехом.

      Несколько   голосов

Он мастерски об аде говорит!
Ступай, старик! ступай своей дорогой!

      С в я щ е н н и к

Я заклинаю вас святою кровью 
Спасителя, распятого за нас: 
Прервите пир чудовищный, когда 
Желаете вы встретить в небесах 
Утраченных возлюбленные души. 
Ступайте по своим домам!

      Председатель

Дома 
У нас печальны - юность любит радость.

      С в я щ е н н и к

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая, обнимал
И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она  теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между 
Мольбы святой и тяжких воздыханий? 
Ступай за мной!

      Председатель

Зачем приходишь ты 
Меня тревожить? Не могу, не должен 
Я за тобой идти: я здесь удержан 
Отчаяньем, воспоминаньем страшным, 
Сознаньем беззаконья моего, 
И ужасом той мертвой пустоты, 
Которую в моем дому встречаю - 
И новостью сих бешеных веселий, 
И благодатным ядом этой чаши, 
И ласками  (прости меня, господь) 
Погибшего, но милого созданья... 
Тень матери не вызовет меня 
Отселе,- поздно, слышу голос твой, 
Меня зовущий,- признаю усилья 
Меня спасти... старик, иди же с миром; 
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

      Многие

Вгауо, Ьгауо! достойный председатель! 
Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

      С в я щ е н н и к
 
Матильды чистый дух тебя зовет!

      Председатель 
      
      (встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесам 
Увядшей, бледною рукой - оставить 
В гробу навек умолкнувшее имя! 
О, если б от очей ее бессмертных 
Скрыть это зрелище! Меня когда-то 
Она считала чистым, гордым, вольным -
И знала рай в объятиях моих... 
Где я? Святое чадо света! вижу 
Тебя я там, куда мой падший дух 
Не досягнет уже...

      Женский голос
    
Он сумасшедший,- 
Он бредит о жене похороненной!

      С в я щ е н н и к
 
Пойдем, пойдем...

      Председатель

Отец мой, ради бога, 
Оставь меня!

      С в я щ е н н и к

Спаси тебя господь! 
Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается 
погруженный в глубокую задумчивость.
     
        6-8 ноября 1830 года